Потрясение пересилило страх перед зеркалом. Посеребренное стекло равнодушно отразило всклокоченное чудовище в оранжевом платье с отложным воротником и единственной юбкой. Это совсем уж никуда не годилось! Парик мог потеряться, драгоценности — завалиться в щель, но как она выпуталась из парадных тряпок, где откопала утренний туалет и кто его зашнуровал? Говорящие жеребцы?
С испугу Матильда вновь схватилась за касеру, но имбирь продолжал свое гнусное дело, пришлось сунуть флягу на старое место. Конечно, в будуаре тоже были цветы… Принцесса с сомнением глянула на розовые торские фиалки, вспоминая, ядовитые они или нет. Вроде бы нет, но уксуса хотелось не больше, чем имбиря. Ее Высочество вернулась к трюмо, двумя взмахами гребня уняла жесткие, пора мыть, волосы, обтерла лицо салфеткой, стиснула зубы и позвонила. Раздался лязг и топот: камеристки ворвались в будуар, как во вражескую крепость.
— Его Величество справлялся о здоровье Ее Высочества, — возблеяла синяя коза.
— Дважды, — добавила пестрая курица.
— Его Величество так огорчен, так огорчен, — мемекнула синяя.
— Чем это? — с подозрением спросила принцесса, поднимая руки и поворачиваясь боком. — Снимите эту дрянь.
— Недомоганием Вашего Высочества, — подсказала коза. — Как жаль, что Ее Высочество пропустили прием Молний!
— Его Величество запретил беспокоить Ее Высочество, — поддакнула курица. — Его Величество был озабочен.
Так! Приехали! А кому совали в нос сома? Леворукому?
— Где мой парик? — от растерянности рявкнула Матильда. — Большой. И рубиновый гарнитур?
— В гардеробной, — возвестила курица, испытывавшая к гайифской шерсти нездоровую приязнь. — Ваше Высочество желает надеть?
— Позже. — Матильда растоптала надежду камеристки, как ростки зеленого лука. — Я спрашиваю про рубины.
— Гарнитур Вашего Высочества. — Синяя держала в руках знакомую шкатулку. — Ваше Высочество желает открыть?
— Желаю! — Камни гаденько поблескивали из своих ниш. Кто бы их ни убирал, это была не она: Матильда пихала побрякушки как придется, а не раскладывала по карманам и карманчикам. — Дайте попить чего-нибудь. И окно откройте.
— Осмелюсь напомнить Вашему Высочеству, на улице холодно, — вступила еше одна курица, доселе молчавшая. — Данар покрылся льдом.
— Лучше льдом покрыться, чем имбирем, — отрезала принцесса. — Вы что, не чувствуете?
— Осмелюсь… Ваше Высочество уверены, что пахнет имбирем?
Матильда потянула носом: мерзкий запах стал слабее, но никуда не делся. Кто прав? Чужие носы или свой?
— Какое платье прикажет Ваше Высочество?
— Домашнее. — Напиться до беспамятства можно. Можно забыть, где был, что говорил, ел и пил, потерять серьги, запереться изнутри, оставив ключ на видном месте, уснуть, проснуться с больной головой, но как быть со шнуровками?
— Где капитан Надь?
— Капитан Надь не возвращался.
— Говорите, Его Величество справлялся о моем здоровье?
— Да. Дважды.
— Уберите этот балахон, — велела принцесса, — подайте визитное. И парик. Гайифский.
— В приемной Ее Высочество, — доложил Мевен. Гимнет-капитан говорил суше, чем всегда, а может, это только казалось.
— Пусть войдет. — Альдо сунул Дику зеленый том. — Ты изучаешь Теотана, а я очень занят. Кстати, ты Павсания не нашел?
— Нет, — вздохнул Ричард, перерывший все оставшиеся в доме книги. Павсаний исчез, но в том, что он был, юноша не сомневался. Дик смутно припоминал тисненый переплет и сломанную застежку. В свое время юноша собирался пролистать книгу, но нарвался на историю Беатрисы, и все остальное ушло в тень.
— Не хотелось бы одалживаться у Спрута. — Альдо рассеянно перевернул страницу, — но быть невеждой хочется еще меньше. Украсть эту книгу, что ли? А что? Прощу Салигана, пускай добывает: убийцы из его дружков никакие, а вор он толковый.
— Салиган — мразь, — не выдержал Дикон, хотя неряха-маркиз в сравнении с Приддом и впрямь выигрывал.
— Мразь, — подтвердил Альдо, — и место ему в Занхе, но мне нужны свидетели, а у Салигана отменная память, и он не только смотрит, но и видит. А вот и Матильда. Читай и молчи, я сейчас тебя выставлю. Об Удо ни слова!
Дикон кивнул и уткнулся в желтоватую страницу с миниатюрой, на которой распятому на козлах человеку с огромным животом что-то вливали в рот через воронку. Ричард вгляделся в старинные буквы с завитушками и разобрал, что это допрос бывшего конюшего погибшего на турнире графа Гайярэ. Обвиняемый не выдержал пытки водой и сознался в любовной связи с графиней и в том, что он — отец ее новорожденного сына. Младенец был лишен графского титула и отдан на воспитание Церкви, герб Гайярэ разбит, а владения перешли к Линарди Ариго, ближайшему родичу Гайярэ по мужской линии.
— Проходи, — голос Альдо звучал весело и бодро, очень бодро, — Дикона я сейчас выставлю, и мы поболтаем.
— Вот еще, — буркнула Ее Высочество, — пусть сидит. Захочешь посекретничать, место найдешь. Где моя дайта и где мой доезжачий?
— На охотничьем дворе, только что прибыли. — Сбоку зашуршало и скрипнуло: сюзерен сел, а значит, и Матильда тоже. — Задержались, с кем не бывает. Ты помнишь про вечер?
— Помню, — принцесса дышала часто и громко, — опять сомы с хризантемами будут?
— Какие сомы? — удивился Альдо.
— Вчерашние. Данарские.
— Нет в Данаре никаких сомов, где ты их взяла?
— На пиру в честь Эпинэ. — Снова заскрипело, Матильда устраивалась в кресле. — Ты не мог на место Алессандри кого-то попристойней найти?