Яд Минувшего. Часть 1 - Страница 63

— На сторону обвинения? — переспросила Катари, сжав платок. — Нет.

— Поймите, — сюзерен не удивился, он ждал этого, — то, что мы ждем от вас, не оскорбит честь эории. Я знаю, вы восхищаетесь Беатрисой Борраска, бросившей обвинение своему мучителю. Ваше мужество, да простится мне такое слово по отношению к прекрасной женщине, стало легендой. Не бойтесь, скажите правду, этого требует справедливость. Этого требует память Окделлов, Эпинэ, ваших братьев.

— Я не боюсь. — Катари отбросила свой платок и встала. Губы ее дрожали. — Я не боюсь. И я не стану говорить!

— Закатные твари, почему?! — Альдо тоже вскочил, теперь мужчина и женщина стояли лицом к лицу. Святой Алан, он же все еще сидит!

— Почему вы не хотите сделать то, что велят справедливость и честь? — глухо спросил сюзерен. — Неужели слухи о вашей любви к кэналлийцу правдивы? Простите, если я оскорбил вас.

Королева молча покачала головой, ее губы совсем побелели.

— Так почему же? — Сюзерен протянул руку, намереваясь усадить собеседницу в кресло, но Катари отступила.

— Потому что я знаю, что такое Багерлее, — просто сказала она, — а вы не знаете.

— При чем здесь это? — Альдо оглянулся, и Дик прочел во взгляде сюзерена недоумение. — Ричард, ты понимаешь, о чем речь?

— Нет. — Юноша и вправду не понимал. Катари не умеет лгать, и она не любит Ворона, не может любить!

— Видите, сударыня, — к Альдо вернулась его всегдашняя галантность, — герцог Окделл тоже не понимает. Мы умоляем объяснить нам ваше упорство.

Катарина судорожно вздохнула, тонкая рука метнулась к цепочке с эсперой.

— Меня должны были судить. — Голубые глаза смотрели мимо короля, то ли в окно, то ли в глаза Создателю. — Манрики приходили к тем, кто знал меня… Так же, как вы ко мне. Они хотели того же — суда.

Ваша сестра, герцог Окделл, сказала «нет». И госпожа Арамона с дочерью, и младшая Феншо… Как я могу сделать меньше их? Я не предам человека, который спас моего супруга ценой своей свободы, а теперь я вижу; что и жизни.

— Катари. — Как она может ставить свою жизнь вровень с жизнью Фердинанда?! — Катари, вспомни, что ты говорила о Вороне! О том, что он делал с тобой… Как ты можешь его защищать? Он…

— Ричард Окделл, — она почти шептала, но это было громче всех криков Айрис, — стыдитесь! Ваше Величество, я была откровенна с сыном Эгмонта. Я говорила с ним как с другом, доверившись чести Повелителей Скал. Я была королевой, он — сыном мятежника. Сейчас все изменилось: Ричард Окделл — друг Вашего Величества и цивильный комендант столицы… Я — жена узника Багерлее. Мне не место в столь блистательном обществе.

3

— Вы верите этим сказкам? — Марсель заставил себя пожать плечами и проглотить пару маслин. Завопи он от радости, папенька бы не понял, и потом, сплетня была слишком хороша, чтоб оказаться правдой. — Но если Ворон топил «гусей» в Хёксберг, кто рубил змея в Олларии?

Отец щедро полил острым маслом привезенный из Валмона мягкий сыр (другого он на памяти Марселя не ел).

— То, что произошло у эшафота, мог сделать только Алва, значит, это был он, но люди склонны принимать желаемое за действительное. Ракану придется доказывать, что Кэналлийский Ворон у него в руках. Уверяю вас, узурпатор покажет пленника, по крайней мере, послам. Надеюсь, вы знаете, кто является дуайеном Посольской палаты?

— Ургот. — Ворон в Багерлее, а не в Хёксберг, а ведь чуть было не поверилось. — Маркиз Габайру.

— Исключительно достойный человек, — кивнул Валмон, смакуя сыр. — Я встречался с ним в юности. Тогда вся Оллария лежала у ножек Клотильды Дюмэль, а мы с Габайру и тогда еще не Бонифацием предпочитали лежать не у ножек, а между… Увы, Бонифаций променял Кло на совершенно никчемное создание, за что и поплатился. Как вы его нашли?

— Он… — Марсель замялся, подыскивая слова, — внушителен, хоть и не так, как вы.

— Он младше на четырнадцать лет, — наставительно произнес папенька. — Я написал о вас маркизу Габайру.

— Вы желаете, чтобы я отвез письмо?

— Разумеется, нет. Ведь я лишил вас наследства за дезертирство и переход в урготское подданство.

— Значит, я дезертировал? — уточнил Марсель. — Что ж, я так и думал. Армия — пренеприятная вещь. Утренние вставания, отсутствие горячей воды, какие-то приказы… Я с трудом дотерпел до Урготеллы и понял, где мое место.

— Не пытайтесь обмануть собственного отца, скрывая истинную подоплеку своего отвратительного поступка, — строго произнес граф Валмон. — Вы, будучи пьяным, разгласили интимную тайну герцога Алва, испугались его мести и бросились за спасением к Фоме.

— Какую тайну? — навострил уши виконт. — И кому именно я ее разгласил?

— Разумеется, урготам, — подивился отец, отодвигая опустошенную тарелку. — Если б вы разгласили тайну гайифцам, то стали бы подданным Гайифы.

— Не стал бы, — возразил Марсель, подворачивая манжеты, — мне не нравятся мистерии.

— Это у нас фамильное. — Батюшка поднял крышку и зажмурился, вдыхая запах пряного мяса. — Все Валмоны — бабники, но разговор о Гайифе беспредметен. Вы уже стали урготом, а я, получив письмо Шантэри, от вас отрекся. Вернуть титул вы можете только при помощи Ракана.

— Я добьюсь расположения Его Величества, — пообещал Марсель. — Братья знают о моем позоре?

— О нем знают все, кому нужно, — объявил папенька и вырвал пулярке ногу, — иначе какой же это позор? Кстати, чтобы вернуть наследство, вам предстоит раскрыть тайну Алвы еще и Ракану.