Яд Минувшего. Часть 1 - Страница 69

К оглавлению

69

— Оно так, злодеюк тут хоть ложками греби. — Поверил, но разве она солгала в главном? — Ладно, беги.

Пустая комната, и еще одна; алый ковер, как закатная тропа, как струя крови в горном ручье… На закрытой двери скрещены мечи и молнии. Да исполнится воля Огнеглазого Флоха и да не оставит он милостью своей полюбившую!

— Я видела в окно… Я пришла…

— Ну и умница. — Любимое лицо совсем рядом, как же он светел и отважен, как же он ее любит. — Так вот кто моего маршала запугал… А ты тоже хорош, мог бы сразу обрадовать!

— Думал, сам догадаешься. — Голос блистательного дрожит, он недоволен. Достославный из достославных тоже будет недоволен.

— Как ты добралась?

Ей подсказали любовь и боль, но это поймут лишь опаленные лунным счастьем.

— Ты пришла одна?

— Одна! — Любимый не должен слушать достославного, она сама все расскажет, вместе они придумают, как быть. — Я пришла одна… Я оделась Эженом, взяла Клемента. Я ехала с купцами…

— Тебе повезло.

— Да, — хрипло бросил названный Робером, — они нарвались на отряд из Лэ. Купцы завернули, но Мэллит теньент взял.

— Мэллицу, Робер. Малыш, забудь об Эжене, ты же у нас алатская дама. Переночуешь во дворце, а утром берем дайту и к Матильде.

— Завтра? — нахмурился блистательный. — Мэлли… ца устала и нездорова, ей лучше отдохнуть.

— Я готова идти четыре дня и не спать четыре ночи. — Завтра она увидит царственную и доброго Ласло, но сейчас она уйдет с любимым.

— Слышишь? — засмеялся Первородный. — Она сильней тебя, а в Тарнику я так и так собирался. Матильда ты же знаешь какая, ее на хромой кошке объезжать нужно, а тут такой повод! Робер, ты бы завтра тоже родственницу осчастливил. Помнишь, о чем говорить?

— Помню, — по лицу блистательного пробежала тень, — я все помню…

Глава 8. РАКАНА (Б. ОЛЛАРИЯ). БАРТ-УИЗЕР (СЕВЕРНЫЙ НАДОР)
400 год К. С. 11-й день Зимних Скал

1

— Ты пришел говорить о суде? — негромко спросила Катари. Они брели по нижнему саду — кузина решила прогуляться, а может быть, не хотела говорить там, где их могли слышать.

— Это повод. — Зачем врать больше, чем нужно. — Альдо просил с тобой поговорить, и до меня дошло, какой я мерзавец. Я совсем о тебе позабыл.

— Ты просто не привык, что у тебя есть хоть какая-то сестра. — Катари остановилась, глядя на серый, испятнанный черным ствол. — Белка… Раньше я любила кормить белок, и здесь, и в Гайярэ… Ты помнишь Гайярэ?

— Плохо, — признался Иноходец, — я редко к вам ездил. Мишель ваши рощи любил, я — нет.

— Любил, — повторила бывшая королева. — Мишель любил… Как он погиб?

— Я не видел. — Легкий зимний ветерок стал горячим и липким, запахло порохом и болотной гнилью. — Мы были с отцом, я и Мишель, потом Кавендиш удрал, и отец послал меня к Сержу, я там и остался. Мы держались, сколько могли, к полудню Серж велел отходить, но его убило. Отряд повел я, мы обходили трясину, одна кобыла, серая, с белой звездочкой на лбу, обезумела, бросилась в топь вместе с всадником… Это последнее, что я помню. Я пришел в себя на какой-то телеге, без сапог… Про отца и братьев я узнал в Агарисе… Нет, об их смерти говорили еще в дороге, но я надеялся, ведь среди мертвых называли и меня.

Матильда, то есть принцесса Ракан, сказала, что я остался один.

— Я тоже надеялась. — Катари слабо улыбнулась и пошла в глубь серо-черной аллеи. — Я надеялась… Говорили, кого-то из Эпинэ так и не нашли.

— Это был я, — зачем-то сказал Робер, — так получилось…

Бывшая королева снова остановилась.

— Почему мы должны платить за своих родителей? — Она в первый раз говорила громко, почти кричала. — Мы — заложники их ненависти, Робер. И не только мы, но и наши любимые, и наши дети. За нас решают, кого нам любить, кого ненавидеть, кому принадлежать… Нас не спрашивают, мы — вещи, только с именами и с душой. Мы не живем, нас продают, покупают, меняют, переставляют, пока мы не вырастаем в хозяев таких же вещей, уже наших… Прости, ты хотел говорить о суде.

— Я НЕ хочу говорить о суде. — Так вот почему Мишель так часто ездил в Гайярэ. — И уж тем более не хочу тебя принуждать. Как бы ни был Алва перед тобой виноват, это ваше дело. Или, если позволишь, еще и мое, но корона здесь ни при чем.

— Рокэ Алва передо мной не виноват. — Катарина закусила губу. — Это я виновата перед ним и перед Фердинандом. Я была дурочкой, из которой выросла трусливая дрянь.

Сперва мной крутила мать, потом братья и кансилльер, а я ненавидела не тех, кого надо. Не себя, не эра Августа, не Ги, а мужа, Ворона, Сильвестра. За свои грехи ненавидела, потому что сказано: «Не по словам, но по делам суди человека». Рокэ зол на словах, но не в делах… Его убьют?

— Нет, — хотел бы он сам в это верить, — герцог Алва слишком ценный заложник, просто ходят слухи, что Ворон на свободе. Альдо решил его показать, чтоб не болтали, только и всего.

— Ты можешь поклясться? — Губы Катари дрожали.

— Разумеется. — Одной клятвой больше, одной меньше…

— Слава Создателю… Робер, ответь ты иначе, я бы пришла в суд и сказала правду. Не ту, что хочет услышать твой король.

Его король… Нет у него короля, зато есть долги перед югом, Олларией, его солдатами, перед кузиной, наконец.

— Ты не устала?

— Нет, — покачала головой Катари, но на предложенную руку оперлась. — Пройдемся до беседки. Это мое любимое место…

— Конечно, пройдемся. — Мэллит с Альдо, так почему же ему не больно? Проклятая пустота высосала даже любовь, а может, это случилось раньше, но ему было некогда оглянуться. Говорят, несбывшаяся любовь оборачивается ненавистью, а ему просто жаль.

69