— Безусловно. Вы нашли Инголса?
— Да, он принял приглашение и в девять будет у вас.
Значит, Марианне опять придется ждать, ее «висельники» не подскажут, как сорвать процесс, и не справятся с солдатами. Инголс важнее, мэтр готовился к схватке и знает, что делать, так пусть научит! Но в девять уже темно.
— Карваль, — еще немного, и он станет шарахаться от кошек, — вы слышали, что вчера сказал Алва? Не хотелось бы, чтоб мэтра Инголса вытащили из Данара.
Взвизгнули дверные петли. Двери Бронзового кабинета распахнулись — то ли Высокий Суд покончил с легкими закусками раньше, чем рассчитывал Робер, то ли он сам замечтался. В любом случае отступать некуда.
— Монсеньор… — Маленький генерал покосился на цвет Великой Талигойи и отчеканил: — Вчера я принял меры к охране… видных законников, покинувших Ружский, простите, Гальтарский дворец до конца заседания.
— Мой дорогой Эпинэ, — шедший в авангарде Берхайм горел любопытством, — куда вы исчезли? А мы все думаем, что имел в виду Алва? Он намекал на вас?
— Не знаю. — Намекал или предупреждал? О чем, о зеленой луне в колодце? — Боюсь, я был не слишком внимателен. Старые раны… дают о себе знать в самый неподходящий момент.
— Здесь удивительно душно, несмотря на холод. — Придд, как всегда, был сер и любезен. — А духота способствует бреду. Я бы не стал полагаться на сделанные в таких обстоятельствах признания.
— Кэналлиец бредил, — важно кивнул Карлион, — его слова нельзя расценить иначе.
— В таком случае вы, граф, прожили в бреду всю свою сознательную жизнь, — предположил Спрут, — иначе с чего бы вам более сорока лет называть себя бароном. Господин Первый маршал, я пришлю вам кэналлийского. В вашем состоянии оно необходимо.
— У вас осталось кэналлийское? — пошутил Берхайм. — Теперь понятно, почему вы никого не принимаете.
— Я в трауре, — напомнил Придд, — и не только я.
— Конечно, — Маркус натянул на физиономию скорбное выражение, — все мы потеряли близких. Я лишился дяди, но нет победы без потерь.
— С этим трудно спорить, — согласился Придд, — хотя лично я не назвал бы Дору победой.
— Монсеньор Эпинэ. — Кортней был озабочен, как Клемент, пытающийся влезть в сахарницу. — Вы плохо выглядите, не стоит подвергать себя риску.
— Я не могу допустить, чтоб из-за меня перенесли процесс. — Если его не перенесут, он заболеет. Серьезно заболеет. Смертельно.
— О, господин Первый маршал, — гуэций избавился от венка, но след на лбу остался, — впереди сущие пустяки — заслушать показания Штанцлера и свидетелей защиты, буде таковые объявятся, и выяснить, где меч Раканов. Вы смело можете не появляться. Самое позднее к полудню все закончится, и я тотчас же отбуду с докладом во дворец. Приезжайте прямо туда. Высокий Суд собирается в три часа пополудни, к этому времени вы будете знать все.
Не хочет допрашивать Штанцлера в присутствии Эпинэ, а придется. Старому мерзавцу полезно лишний раз вспомнить о пистолете…
— Вы очень любезны. Если лекарь посоветует мне остаться в постели, не стану с ним спорить.
— Это разумное решение, — обрадовался гуэций, — ваше здоровье принадлежит Талигойе.
— Вне всякого сомнения, — подтвердил Спрут. — Герцог, вам следует немедленно отправиться домой и лечь.
— Вы правы, сударь. Господа, прошу меня простить.
Как же здесь холодно, чего удивляться, что фрески пошли плесенью, но в Нохе никаких пятен нет, они были только во сне. Плесень, спящий всадник, девочка за его спиной…
«Папенька, я выбрала!..» Щербатая улыбка, глаза-светляки, бледный язык облизывает губы — в Алати тоже была она! Как он мог забыть?! Взлетающую Лауренсию, два сцепившихся огня, бешеную скачку помнил, а оскалившаяся дрянь соскользнула с памяти, как вода с вощеной тряпки.
— Что-то случилось? Вам не нужна помощь?
— Скажите, Валентин, вам не попадалась на глаза девочка лет шести, щербатая, в короне и со шрамами вот здесь? — Робер коснулся щеки и только тут сообразил, что несет. — Вам, вероятно, кажется, я брежу.
— Неприятный ребенок. — Повелитель Волн и не подумал удивиться. — Мои люди пытались ее поймать, но она сбежала.
— Где вы ее видели?
— В Доре, — задумчиво произнес Валентин, — у фонтана. Ей там было не место.
Значит, хотя бы в Доре маленькая гадина не была бредом… Если только Спрут не издевается, хотя откуда ему знать?
— Вы ее хорошо запомнили?
— Даже слишком. — На породистом лице мелькнула гадливость. — Чудовищный костюм и чудовищное создание… Признаться, я рад, что вы о ней заговорили. Это доказывает, что я нахожусь в здравом уме и твердой памяти, а ведь одеяния судей свидетельствуют об обратном.
— Вы правы, — попробовал улыбнуться Эпинэ и неожиданно для себя добавил: — Сударь, могу я попросить вас об одной любезности?
— Разумеется.
— Не задевайте герцога Окделла. По крайней мере, пока не закончится суд. Ричард находится в непростом положении…
— Вы не находите, что оно несколько проще положения, в котором оказался его эр? — Глаза Придда были ледяными. — Хорошо, я обещаю до вынесения приговора не разговаривать с Повелителем Скал сверх необходимого. Тем более это не трудно, меня сейчас занимают вещи, весьма далекие от терзаний герцога Окделла, если, конечно, он терзается.
— Ему тяжело, — зачем-то повторил Эпинэ и торопливо добавил: — Я благодарен вам за великодушие.
— Право, не стоит, — заверил Придд, — всегда рад оказать вам любезность.